Уровни правдивости
Эх, я был так стар тогда
Сейчас я точно помоложе
— Боб Дилан [1]
Кэтлин 35 лет, и она руководит собственным бизнесом по оформлению интерьеров: трудолюбивая, компетентная, симпатичная, яркая — выжившая. Её бизнес отлично себя чувствует и она становится богаче. Она пришла ко мне потому, что несмотря на видимость огромного успеха, она была гипертоником, не могла испытать оргазм, страдала от бессонницы, маньячила на работе и была подавлена из‑за отсутствия близких отношений с мужчинами. Она родилась в большой католической семье. Она застряла в раннем подростковом возрасте на годы и была обречена оставаться там до конца своих дней, так, как это происходит со многими выпускниками церковно‑приходских школ, узнавших от монашек, что самое важное в жизни — это ломать комедию для родителей и надзирателей и по‑тихому жить своей настоящей жизнью. У вас есть известная всем жизнь и секретная жизнь; пусть так и будет.
Восемью годами ранее она сделала аборт и скрыла это от своей пролайферской католической семьи. Она не сказала об этом никому, кроме мужчины, от которого забеременела, и с которым она вскоре рассталась. Она тщательно охраняла свой секрет на протяжении двух лет индивидуальной психотерапии с другим терапевтом и на занятиях в группах интенсивной терапии, где также были возможности рассказать правду. Сначала она рассказала мне. Потом она рассказала участникам терапевтической группы. Потом она рассказала друзьям. Потом она рассказала сестре. Каждое увеличение откровенности приносило новую степень прощения себя и свободы. Каждое следующее проливание света на её грязный секрет немного помогало, но не было достаточным. Я подталкивал её к тому, чтобы покончить с делом и рассказать всё родителям. Она сопротивлялась некоторое время, и в конце концов я сказал, что ей надо либо сделать это, либо закончить терапию. Она согласилась рассказать им.
Она несколько раз съездила домой с намерением завести полностью откровенный разговор с близкими, но каждый раз пугалась и возвращалась, не сказав ни слова. После многих неудачных попыток она наконец смогла рассказать родителям про аборт. Из‑за того, что она много раз приходила в отчий дом и сбегала, не сказав ни слова, первой фразой её отца после того, как она наконец раскрыла карты было: «Ох, слава Богу!», потому что они с матерью уже втайне решили, что у Кэтлин, вероятно, смертельная болезнь, и она не может решиться сообщить им об этом. После того как тема была затронута и последовала дискуссия о том, почему Кэтлин и все остальные дети врали родителям всё время, был приглашён её брат, который как раз был в городе, и в семье состоялся долгий разговор о том, кто кем являлся на самом деле, о вранье и о притворстве детей перед родителями, и о секретах друг от друга, которые были у всех. Этот разговор с семьёй стал прорывом в её психотерапии. У Кэтлин прошла астма. Через несколько месяцев после той поездки домой она начала жить с мужчиной, за которым она сейчас замужем. Она испытывает оргазм почти каждый раз, когда они занимаются сексом. Она может спать. Она ведёт бизнес как хочет — и отдыхает от него как и когда хочет. Она стала ещё более успешной, но она больше не несчастна. Она достигла первого уровня правдивости.
Кэтлин вышла из образа «хорошей дочери», который она поддерживала всё это время, скрывая и обманывая, рискнула своими отношениями с родителями ради того, чтобы рассказать, кем она была на самом деле, и в конечном итоге изменила способ существования в мире не только для себя, но и для всей своей семьи.
Роли похожи на одежду, которую мы научились надевать для защиты от холода. Когда мы снимаем с себя роли, за которыми мы прятались, то остаётся только наше нагое естество, уязвимое и беззащитное. Наша суть, наше бытие, отличается от ролей, которые мы играем, тем, что ей не нужно оборонительное вооружение, придуманное нами для того, чтобы отпугивать врагов. Люди вокруг настолько же голые под своими ролями — они изображают опоссума, или воняют как скунсы, или обнажают клыки и рычат, или сигнализируют о гневе и угрожают как мартышки, или убегают как кролики. Их роли совершенствовались ради выживания — точно так же, как и наши.
Разница между такой тактикой выживания у нас и у животных заключается в том, что у них она необходима для физического продолжения их существования, а для нас это не так. Но мы ведём себя, как будто для нас это так. Мы скрываем себя, потому что боимся, что боль, сопровождающая акт самораскрытия, буквально уничтожит нас, или принципиально навредит самому нашему существу каким‑то ужасным способом, оставив нас искалеченными и недееспособными. Кроме того, мы боимся, что можем разрушить других, говоря правду.
Кэтрин годами испытывала ужас перед тем, что она считала совершенно разрушительными последствиями раскрытия своего секрета — ей казалось, что рассказ о нём «убьёт» её родителей и её саму. Но, как выяснила Кэтлин, раскрытие правды не может убить ничего кроме ложных ролей, образов, интерпретаций и лжи. Оно убивает только тот обман, который мы поддерживали путём стратегического самосокрытия. «Кэтлин» — её ложный образ — не пережил откровений, но Кэтлин пережила. Рассказав правду, она раскрыла себя, и этим создала новые, более крепкие отношения для себя и своей семьи, ценой смерти старых, построенных на лжи отношений.
Возможность «раздеваться» в присутствии других людей, которые всё ещё не вышли из своих ролей — так, как это сделала Кэтлин — очень важна. Выход на свет из‑за ширмы наших ролей позволяет нам заглянуть за ширмы ролей других людей. Из‑за того, что мы видим более ясно, угроза со стороны других людей, играющих свои роли, исчезает. Когда мы выходим из своей роли, нас перестаёт пугать то, что пугало нас в других людях. Отход от этого, отказ от ролей, которые, как нам казалось, были нужны нам для защиты, оказывается не просто безопасным, но ещё и источником силы. Кэтлин стала меньше бояться других людей, особенно мужчин.
Близость — это способность, приобретаемая после выхода из подросткового возраста. Человек, способный на близость — то есть человек, способный говорить правду — всё ещё может играть роли, но больше не подчиняется им. Цельному человеку, избавившемуся от ролей, больше нечего скрывать, и он может свободно устанавливать связь с теми, кто скрыт за ролями, которые они играют. В этом случае главным становится человек, а не роль.
Я различаю три стадии, или три уровня правдивости. Эти уровни могут появляться последовательно или одновременно, или человек может освоить один или два уровня и отступить от следующего. Часто люди отступают, столкнувшись с пугающим ощущением свободы, которое появляется вместе со скачком на следующий уровень. Иногда они пытаются повторить попытку ещё раз позже, иногда нет. Вот эти три уровня: раскрытие фактов; честное выражение текущих чувств и мыслей; и, наконец, разоблачение вымысла, который вы придумали для представления себя и своей истории.
Первый уровень: раскрытие фактов
История Кэтлин — это пример первого уровня правдивости. Первый уровень правдивости заключается в раскрытии фактов. Это вопрос очищения от лжи из прошлого и от ложной самопрезентации, поддерживаемой посредством утаивания.
Мы все лжём случайно и по привычке, и по большей части не очень отдаём себе в этом отчёт. Мы все научились лгать невинно, когда изучали способы «быть взрослыми» и то, как произвести впечатление на наших друзей. Нам требовалось разработать и систематизировать ту ложь, которую мы использовали, выполнить эту работу и завершить начатое, и чувствовать себя нормально в связи с этим — до того, как мы сможем отказаться от этой идентичности. Мы ходим с важным видом, и принимаем позы, и примеряем на себя кучу ролей, и делаем всё это неплохо, пока не откажемся от этого. Но если мы продолжим рост, то мы откажемся от ролей. Со временем мы сможем шутить о том, что казалось нам серьёзной работой по изучению того, как представлять себя окружающим. Эта способность шутить о том, кто мы такие, появляется только после того, как мы разработали базовую идентичность (фундаментальную ложь) о том, кем мы считаем себя. Позже, несмотря на всю проделанную работу, нам следует отказаться от своей привязанности к этой идентичности. Если мы не сделаем этого, то мы никогда не освободимся от её ограничений.
Объясню другими словами. Мы должны пройти через подростковый период и создать свою идентичность, и ответить на вопрос «Кто я?». Укоренив эту идентичность, мы должны отказаться от нашей привязанности к ней, и вспомнить, какими мы были с самого начала, до того, как создали эту идентичность. Те, кем мы до сих пор являемся (существо в утробе матери), и те, кем мы считаем себя (разработанная нами идентичность) должны быть объединены. Тогда в отношениях с другими людьми мы сможем исходить из осознанности нашего бытия и бытия других и использовать личность, а не позволять личности использовать нас.
Первый уровень этого процесса заключается в раскрытии обманов и утаиваний. Вы поддерживали образ в глазах окружающих для того, чтобы продавать им себя определённым образом. Теперь вам надо отказаться от этой лжи. Если вы никогда не рассказывали маме с папой, что угнали машину в час ночи, чтобы съездить к своему бойфренду, когда вам было 16 — расскажите им сейчас и столкнитесь с последствиями, даже если вам теперь 40. Это должно быть сделано. Не всем это по силам. Изучим пример Линды, демонстрирующий отступление от этого первого уровня правдивости.
Линда — 37-летняя женщина, выросшая на Среднем Западе в протестантской семье среднего класса. Вся её жизнь, весь смысл жизни заключался в том, чтобы быть хорошей и не быть плохой, и зарабатывать очки, и быть звездой в школе и колледже, и быть лучшей, и чтобы о ней хорошо думали. Она была чирлидершей и членом всех важных клубов в школе и колледже. Она весьма успешна, зарабатывает кучу денег и пользуется большим уважением в своей профессии.
Её второй брак подошёл к концу. В обоих случаях мужчины ловили её на измене, и конечным результатом стал один развод и один неотвратимо надвигающийся развод. Она говорит, что для своего отца (которого она обожает) она «всё ещё девственница». Она не может представить себе, как рассказать ему о трёх тайных встречах на одну ночь с почти незнакомыми людьми, и об одной интрижке на стороне, которая длилась больше одной ночи и произошла до её первого развода. Она даже не рассказала об этом второму мужу. Не может она представить себе и то, как рассказать отцу о трёх встречах на одну ночь и трёх длительных связях, которые у неё были примерно через два года после начала её второго брака, включая ту, на которой её и поймал муж. У неё была целая пачка собранных тайн и незавершённых дел с её отцом, её первым мужем и её нынешним мужем.
По моему настоянию она рассказала мужу всё про своих любовников, включая тех, что были у неё во время их брака. Тем не менее, когда он в течение месяца не смог справиться с такими новостями, она снова начала скрывать от него разговоры и встречи с её нынешним другом. В конце концов, если они больше не занимаются сексом с этим другом, то необходимость рассказывать о таком отпадает, верно?
У неё больше не было секса и с мужем. Она отвергает мысль о сексе с мужем, но не хочет говорить ему об этом, потому что это может задеть его чувства, и она не видит необходимости делать это снова. Время от времени она пропускает стаканчик с бывшим любовником и не рассказывает об этом мужу. Она ощущает себя добродетельной потому, что она не занимается сексом с бывшим любовником, когда они видятся, и потому, что она «пытается разобраться» со своим браком. Она не может понять, почему вообще я предлагаю ей повторно раскрыться перед мужем и рассказать всё родителям. Ведь это только ранит и расстроит её отца, который уже старенький и не поймёт. Она признаёт, что после того, как она рассказала мужу о своей прошлой сексуальной жизни, у них был лучший разговор за всю их жизнь, но с тех пор он, похоже, собирается развестись с ней, и она не уверена, что она верит во все эти штуки про правдивость.
У Линды есть куча причин и куча социальной поддержки от друзей для того, чтобы продолжать сплетничать с ними, продолжать скрывать всё от мужа, продолжать не рассказывать близким о своей жизни, и, ради всего святого, прекратить ходить на приём к этому дурацкому и очевидно чокнутому психотерапевту. Она довольно красива и хорошо заботится о своём теле, хотя и страдает от хронических болей, вызванных таким напряжением. До того как она пришла ко мне, ей дважды ошибочно диагностировали артрит, но диагноз не прошёл проверку анализами крови, взятыми для его подтверждения, и несколько докторов зашли в полный тупик в своих попытках выяснить причину такой боли. Она не видела никакой связи между умолчаниями на социальном уровне и сдерживанием на уровне физическом до такой степени, что у неё болели все суставы. Тем не менее она заметила, что когда она раскрыла все карты мужу и рискнула своим липовым браком, её боль ушла. Она застряла между молотом дальнейшей жизни в контролируемых страданиях привычных ей «аварийно‑спасательных мероприятий по сохранению остатков брака», и наковальней создания нового брака, основанного на правде. Хуже того, после того, как она снова начала скрываться от мужа, проклятые боли начали возвращаться. Моё предложение рассказать всю эту историю отцу только усилило её стресс, и она начала подумывать о том, чтобы найти более понимающего терапевта. Так как она довольно красива, вокруг неё всегда есть достаточно других мужчин, куда более понимающих, чем я, особенно с учётом того, что быть «понимающим» — неплохой способ попасть в постель.
С её точки зрения, она пыталась говорить правду на первом уровне — уровне фактов — и это не сработало, потому что её муж разозлился и не справился с этим, так что она не собирается совершать ту же самую ошибку со своим отцом или повторять её со своим мужем. Когда она пришла к таким выводам, я предложил ей закончить терапию со мной. Она не захотела. Я поставил условие, что она должна либо рассказать правду мужу и родителям на этом первом уровне или убираться. Она выбрала второе, всё ещё страдая от стресса и физической боли, которая и привела её ко мне.
Я рекомендую людям говорить правду, потому что весь стресс вызван враньём. Некоторые люди слишком напуганы, чтобы пройти через это, а некоторые какое‑то время говорят правду, а потом снова начинают врать. Мои попытки заниматься терапией с теми, кто не желает принять на себя риски быть честным, равносильны обдиралову. Я могу некоторое время терпеть их утаивание и ложь и поддерживать их, чтобы они поэкспериментировали и увидели, как это работает. Примерно один из шести клиентов завершает терапию со мной, бросив лечение или будучи выгнанным. Иногда выставить из терапии — эффективный терапевтический приём.
Когда я предлагаю людям привести всё в порядок на первом уровне и рассказать родителям, супругам и друзьям свои давно скрываемые секреты, они думают, что это и есть самое сложное. Это не так. Это — необходимая, но недостаточная часть правдивости. Обычно, после некоторого сопротивления, страха перед последствиями и пары фальстартов люди решаются и рассказывают родителям или супругу то, что давно скрывали. В большей части случаев родители и братья‑сёстры либо вообще почти не помнят, либо помнят совершенно иначе большую травму и её значение, или не настолько шокированы, праведно возмущены, обижены или ранены, как ожидалось. Супруги же обычно в ответ раскрывают собственные секреты и этим сильно всё усложняют. Чаще всего ожидаемая катастрофа не случается — и клиент, хотя и испытывает огромное облегчение, вместе с этим немного расстроен. К нему приходит ощущение свободы, простора, более сильное чувство ответственности за свою жизнь, но вместе с этим — и некоторое замешательство, вроде того, которое испытывают, потеряв работу.
Глоток свежего воздуха, который клиент получает в результате этой работы первого уровня, чудесен, клиент обожает меня и считает, что я круче Сократа. Обычно в этот момент я даю людям немного передохнуть и мы празднуем их обновлённые отношения. Нередко я встречаюсь с родителем или супругом, который как раз и был тем самым главным тем‑от‑кого‑обороняются и тем‑кому‑лгут. В действительности секреты часто раскрывались в моём кабинете и под моим руководством. Обычно такие сессии довольно приятные, а не трагичные. Первый уровень правдивости ведёт нас к первому уровню освобождения. Вы рассказываете скрываемые ранее факты из прошлого, и вам больше не надо трястись перед тем, что вас разоблачат, и вы получаете обратно энергию, которая годами тратилась на сокрытие фактов. Но рассказывание правды не заканчивается на фактах.
Второй уровень: честность о текущих мыслях и чувствах
Второй уровень правдивости заключается в том, чтобы начать говорить эмоциональную правду и правду о собственных суждениях, чтобы раскрыть собственное постоянно активное, тайное сознание. Здесь вы начинаете практиковать признание того, что вы чувствуете, когда чувствуете, высказывание вслух тайных суждений о других, постоянную откровенность о ваших мелочных и снисходительных поступках.
Первое, что люди обычно думают про этот очередной шаг: «О нет, не надо больше!». Обычно это тот момент, который терапевты‑психоаналитики называют «бегством в здоровье». Они говорят: «Вы отличный доктор и мудрый человек, и вы изменили всю мою жизнь и очень помогли мне, и я бесконечно благодарен, и я собираюсь закончить терапию, спасибо, до свидания.» Эта реакция — попытка сознания снова взять ситуацию под контроль, сделать паузу и заново осмыслить, и снова принять ответственность за бытие, пока всё не вышло из‑под контроля. «Бегство в здоровье» — это бегство от нового, пугающего, но намного более эффективного способа создания чего‑либо в мире. Говоря правду, вы создаёте просветы между вами и другими людьми, и есть возможность совместно созидать в этих просветах. Возврат контроля сознательному себе — тайному, защищающемуся, осуждающему, скрытому — является попыткой вернуться в доставшийся с трудом и ощущаемый более безопасным подростковый способ бытия, который работал раньше и должен бы сработать и сейчас — но вечно заставляет вас пытаться съесть меню вместо еды.
Второй уровень правдивости, ежемоментное раскрытие эмоциональной правды и правды о суждениях, является чертовски сложной работой и никогда не заканчивается. Терапия заканчивается, но эта работа — никогда. Терапия заканчивается, когда человек берёт на себя задачу говорить правду и может «так держать», как со своей собственной задачей и как со своей собственной альтернативой манипуляциям. Манипуляции, разработка стратегий, наличие секретных планов и конспирация — один из способов действовать по жизни для создания видимости успеха. Но видимость успеха так же относится к успеху, как меню относится к еде. Видимость успешной жизни — это спектакль, в котором вы отрезаны от контакта с аудиторией помимо своей роли.
Успешная жизнь, в свою очередь — это жизнь, в которой вы можете открыто делиться с окружающими тем, что происходит в вашей жизни безо всяких репетиций. В этом и заключается разница между представлением и участием. Альтернатива рассказыванию простой правды о своих чувствах и мыслях по мере их возникновения — жалкое хвастовство, которое остаётся у человека в дальнейшей жизни, даже если он заработал денег (обычное мерило успеха), но остался изолированным манипулятором.
Манипуляции никогда не помогают добиться желаемого результата, но всегда кажется, что они вот‑вот сработают. Когда манипуляциями вы получаете то, чего вы, с ваших слов, хотели, то этого никогда не бывает достаточно. Когда вы говорите правду и получаете то, что хотите, это как с подливкой: кажется, что вы получаете больше, чем то, на что рассчитывали — а не просто приемлемое, но всё ещё недостаточно хорошее.
Нам всем приходится делать этот выбор между манипуляцией и коммуникацией снова и снова в течение жизни. Джон Стивенс, преподаватель гештальта, в своей книге «Сознавание» красиво написал о дилемме выбора между попыткой выиграть любовь манипуляциями и противопоставленной им коммуникации:
Много написано о доверии и любви, о том, что, построив доверительные и наполненные любовью взаимоотношения, люди смогут быть искренними друг с другом. Но я не очень верю в эту идею. Конечно, это хорошо, когда я чувствую к кому‑то доверие и любовь, но если не чувствую, что мне тогда с этим делать? Доверие и любовь — мои чувственные реакции по отношению к другому человеку, и эти реакции не могут быть произвольными. Я либо чувствую любовь, либо нет. В результате акцентирования внимания на доверии и любви многие люди просто делают вид, что доверяют и любят — «потому что это правильно и принесёт близость, искренность и т.п.», добавляя тем самым в своё поведение всё новые формы неискренности и фальши.
Тем не менее искренность — это форма поведения, которую мы выбираем. Я не могу произвольно, по собственному желанию, любить и верить, но я могу принять решение, быть мне искренним или нет. И когда я на самом деле выбираю искренность и говорю, что я чувствую и переживаю, я тем самым показываю, что мне можно доверять. Для того чтобы осуществить это, первое, что я должен сделать, — это стать искренним с собой, войти в контакт со своим опытом и принять за него ответственность. Это единственный способ поведения, который может заслужить доверие. Доверие — это моя реакция на человека, которого я знаю и которому могу верить. Даже если он мне не нравится, я могу доверять ему, если он искренен со мной, и я буду уважать его за желание быть самим собой. Когда я доверяю другим и уважаю себя в такой мере, что могу быть собой, люди относятся ко мне с доверием и уважением.
Хотя искренность не всегда приносит ответную любовь, она является абсолютно необходимой для этого чувства. Когда я искренен с собой, то и ты реагируешь теплом и заботой. Только при таких условиях существует любовь. Когда я веду себя неискренне с целью доставить человеку удовольствие, ему может нравиться моё поведение, но не я сам, потому что я скрываю своё настоящее бытие за притворным поведением. Даже если он выражает любовь в ответ на моё неискреннее поведение, я не могу по‑настоящему принять его любовь. Она отравлена моим знанием того, что это любовь к созданному мною образу, а не ко мне. Кроме того, я должен всё время беспокоиться о сохранении образа, чтобы поддерживать его любовь. С тех пор, как я подобным образом спрятал себя от любви, я начинаю чувствовать себя всё более одиноким и нелюбимым и ещё больше стараюсь манипулировать собой и другими, дабы получить любовь. Это печальное заблуждение присутствует в любом поведении, основанном на фантазии и воображаемых образах, стремлении и манипуляции. Когда я манипулирую собой с целью получить от вас определённый ответ, я понимаю, что ваша реакция направлена не на меня, поэтому она не приносит мне удовлетворения. Все мои усилия нацелены на получение реакции, которой я никогда не смогу в полной мере насладиться! И наоборот, если я искренен с собой и вы реагируете на то, какой я есть в данный момент, я могу принять это полностью и -познать наслаждение полноценных взаимоотношений с другим. Искренние отношения не всегда радостны и приятны: иногда они несут в себе печаль, иногда разочарование, но они всегда чистые, настоящие и полные жизни. [2]
Эта жизненная сила отношений по сути и является любовью, которую мы так отчаянно пытаемся заполучить. Она доступна только тем, кто на регулярной основе говорит правду.
Второй уровень правдивости достигается путём экспериментов, как в групповой терапии, так и в реальной жизни, с целью выявления различий между достижением желаемого посредством манипуляций и получением желаемого посредством рассказывания правды. Если вы решите жить таким образом, то вам придётся продолжать фокусироваться на этом, потому что самое важное знание о правде состоит в том, что правда меняется. Вы можете по‑настоящему злиться на кого‑то или быть обиженным им (или ей), и застрять в этом. Или вы можете рассказать и выразить вслух то, что было правдой мгновение назад, но больше не является ей.
Бетти и Марк оба уже проходили терапию у меня на более ранней стадии своих отношений, примерно 10 лет назад. Ей 45 лет, а ему 29. Она разведена, и у неё двое взрослых детей. Он окончил колледж 5 лет назад. Они дважды переезжали, когда он нашёл работу после окончания учёбы. Он потерял работу и решил бросить Бетти, чтобы жить с женщиной помоложе, с которой у него была короткая интрижка. Он рассказал Бетти почти всё, но всё ещё испытывал панику всех сортов в связи с этой историей. Он пришёл ко мне на один сеанс. Я попросил его вернуться к Бетти и рассказать ей более подробно обо всём, что он сделал, и обо всём, за что он её ценил, и обо всём, за что он на неё обижался, и о всех его мыслях, идеях и мнениях. Он рассказал ей всё, что сделал. Они ссорились и плакали, а потом он переехал в город, в котором он планировал искать работу и жить со своей новой возлюбленной.
Бетти продолжала плакать и очень страдала несколько недель. Она не могла перестать горевать, страдать и ненавидеть его за его предательство, и одновременно скучать по нему и любить его.
Наконец, проехав значительное расстояние, чтобы увидеться со мной, она рассказала мне, что пытается не думать о самоубийстве. Она также рассказала мне, что они с Марком договорились не контактировать друг с другом в течение трёх месяцев. Я подумал, что это ошибка. Я сказал ей позвонить Марку и пригласить его к себе для того, чтобы ещё раз высказать ему свои обиды, свои благодарности, свои суждения, оценки, и всё, что ей может прийти в голову, чтобы использовать разговор с ним как возможность полностью пережить те чувства, которые она испытывала, и позволить им уйти. Я рекомендовал им встретиться и позволить прошлому умереть вместо того, чтобы избегать друг друга и ожидать того, что произойдёт, если они останутся порознь. Я сказал ей найти медиатора и дал ей контакты терапевта в её городе (я рекомендовал ей найти медиатора для того, чтобы убедиться, что она завершит эту работу). Она поехала домой на День Благодарения, решив принять удар на себя.
Несколько дней спустя, я получил от Бетти такое письмо:
27 ноября, воскресный вечер.
Дорогие Брэд и Эми,
Марк ушёл примерно полчаса назад, и я хочу сказать, что всё хорошо. Брэд, первый раз в жизни я не последовала вашему совету; я не обратилась к медиатору и даже не попробовала. Я поняла, что он не нужен мне, и что мне будет намного комфортнее обойтись без него.
Марк приехал сюда примерно в 11:15 сегодня утром и оставался до половины шестого. Когда он только входил в дверь, я уже знала, что он не будет закрываться от меня. Первое, что я сказала, было: «Можно тебя обнять?» Он согласился, и мы долго обнимались. Потом мы сели и говорили, и говорили, и говорили. Через некоторое время — довольно долгое время — я состряпала ужин, и мы поели, и говорили ещё.
Он много плакал, и я тоже плакала в какие‑то моменты. Я сказала ему всё, что хотела сказать — все обиды и все благодарности. В какой‑то момент все обиды всё равно оказались благодарностями, и мне всегда кажутся чудом такие ситуации. Я сказала, что я рада, что он бросил меня, и рада, что это повергло меня в кризис, потому что я ни за что на свете не отказалась бы от такого. Мне было нужно очень много этого, и я никогда такого не делала, а теперь сделала. Как минимум — я начала. Он сказал, что он особо не разрешал себе горевать.
Он сказал мне, что всё ещё любит меня тоже, и что ему не хватало меня в каждой комнате дома и всюду, где бы он ни был, всё время. Я сказала, что я дорожу любовью, которую испытываю к нему, и мне остаётся только оторваться от него, и что я уже на пути к этому. Я действительно не думаю, что оставила невысказанным что‑то из того, что мне следовало сказать, но если и так, то у меня будет шанс сказать это в другой раз. Мы собираемся поддерживать связь, и он спросил, сможет ли он вернуться к разговору, когда он будет готов говорить о себе. Сегодня он в основном был занят большим горем и печалью в связи с тем, что я сказала ему.
В какой‑то момент мы обнялись и поцеловались, и я сказала, что благодарна ему за это, потому что это был первый раз, когда я почувствовала влечение с того момента, как он ушёл от меня, и я не была уверена, осталась ли ещё эта реакция во мне.
В конце концов мы занялись любовью, красиво и по‑настоящему хорошо, и я была очень рада этому, и не чувствовала, что не смогу отпустить его. Если в этом есть какой‑то смысл.
Брэд, вы были правы в том, что я выяснила, что Марк вовсе не такой ужасный, как мне казалось, и куда ближе к отчаянию, чем я думала. И это больше не моя проблема. Я сказала ему, что буду для него настолько хорошим другом, насколько смогу, и что я не могу спасти его. Я попробовала, но это просто не сработало.
У меня, кстати, был совершенно чудесный День Благодарения. Со мной была моя сестра, и её сын, и, конечно, мама, и у нас был отличный ужин и куча смеха и разговоров. Со вторника я обнаружила, что снова могу смеяться от всей души. И мне всё ещё может быть грустно, и мне не хватает Марка, и мне страшно подумать о Рождестве без него. И я чувствую некоторое облегчение от того, что у меня есть такие реакции, потому что мне кажется, что не чувствовать этого было бы несколько странно.
С тех пор, как я начала разбираться с тем, что происходит со мной, я обнаружила некоторые паттерны в своём поведении, которые я не распознавала ранее — например, то, насколько контролирующим человеком я была. И насколько я была классическим человеком с синдромом спасателя, зацикленным на чужом поведении. И я обнаружила, что у меня, возможно, есть ещё одна большая проблема, с которой следовало бы поработать — и я понятия не имею, как начать, хотя мне видится, что в конце концов я доберусь до этого. Проблема заключается в том, что я не могу использовать собственные способности. Я даже не могу сказать, что воспользовалась ими не в полной мере. Похоже, что когда‑то я приобрела какой‑то неправильный паттерн.
В любом случае, я именно тут. И я посылаю вам обоим огромную любовь за ту роль, которую вы сыграли в моём обретении понимания того, с чем можно работать, и за толчок, который был мне нужен для того, чтобы погрузиться в пучины отчаяния и ужаса, чтобы выбраться из всего этого. И, прежде всего, я люблю вас обоих за любовь и поддержку, которую вы даёте мне. Ещё одна вещь, которая следует из этого — это осознание того, что у меня больше друзей, чем я думала, и большая их часть старается достаточно, чтобы говорить правду, по крайней мере в той степени, в которой они сами понимают её — и для многих это довольно большая степень.
С большой, большой любовью,
Бетти.
Бетти вылечилась от своего непрекращающегося горя с помощью контакта и открытого разговора с Марком. Непрекращающееся горе обычно возникает вследствие попытки справиться со злостью путём рыданий, плохого самочувствия и навязчивых мыслей. Как только удастся разобраться с обидами, благодарностями и болью и выразить их, горе утихнет достаточно для того, чтобы начать новую жизнь. Бетти простила своего возлюбленного не ради него, а ради себя самой. Она испытала любовь и отпустила её. Она испытала злобу и отпустила её. Наконец, она испытала горе и отпустила его. В процессе этого она простила себя, потому что в том глубинном «Я», сформировавшемся ещё в раннем детстве, она чувствовала, что во всём плохом, что произошло, виновата именно она. Так что в процессе погружения в гнилые чувства к другим и преодоления их мы на самом деле преодолеваем ещё и гнилые чувства к себе самим. В процессе прощения наших врагов мы прощаем себя. Именно поэтому нам надо прощать других: для нашей же пользы. Бетти простила Марка и себя. Потом она прекратила заботиться о нём путём защиты его от правды о её собственной злости, и её любви, и её соображениях о нём.
История Марка оказалась совсем другой. Из‑за того, что он испытывал чувство вины за то, что причинил ей боль, сбежав с другой женщиной, к тому же моложе, он не мог добавить к нанесённой им травме ещё и ругань, так что никогда не позволял себе злиться на неё. Он был в отчаянии из‑за потери работы и прошлых отношений (двух ролей, в которых он чувствовал себя в безопасности, хоть и длительное время — ещё и в ловушке). Несколько месяцев спустя он убил себя в квартире своей новой девушки. Его гнев, недостаточно выраженный; его страх, недостаточно признанный им; его суждения, недостаточно продемонстрированные, истощили его, и его сознание съедало его. Он рассказал правду первого уровня о том, что он скрывал от Бетти, но воздержался от разделения своих чувств с кем бы то ни было в момент сильного стресса и страданий.
Он спланировал своё самоубийство с большим умением и обдуманностью. Его сознание было основательным и эффективным. Только его связь с другими была нарушена. Он использовал сознание, чтобы убить себя ради побега от собственного сознания.
Когда кто‑то недостаточно выражает себя и не говорит правду на втором уровне, то его сознание занимается оцениванием. Эти суждения искажаются скрытыми и избегаемыми эмоциями. Суждения вроде «Я слишком устала», «Я больше так не могу», «Зачем всё это» и «Мне надо выбраться отсюда» являются результатом неполного раскрытия чувств к окружающим и мыслей о них. Бетти, в отличие от Марка, достигла освобождения от тирании своего сознания, рассказав правду на втором уровне. Оба они начали с похожих страданий. Он умер, в буквальном смысле, от своей руки. Она умерла для той Бетти, которой она была, и стала другой. Та Бетти, которой она была для себя, умерла, а она сама жила дальше. Правительство начального, формирующего сознания было свергнуто и больше не управляло бытием. Эти трансформации настолько же мощны, насколько трагично их отсутствие.
В приведённом ниже отрывке иэ поэмы Д.Г. Лоуренса «Новые небеса, новая земля» празднуется эта разновидность освобождения:
(…)
II
Я так измучен своим миром
мне так тошно
я всё запачкал в этом мире —
небеса, деревья, улицы, машины,
нации, армии, войны,
мирные акции, работа, отдых, правительства, анархия —
всё было запачкано мной
и я это хорошо понимал
потому что всем этим был я.Когда я собирал цветы, я знал, что собираю своё цветение.
Когда садился в поезд, я знал, что путешествую на своём изобретении.
Когда слышал залпы орудий на войне, я слышал своими ушами своё собственное разрушение
Когда видел разорванные тела, это было моё собственное мёртвое тело.
И всем этим был я, и всё это делала моя плоть.III
Я никогда не забуду маниакальный ужас
от того, что был всем, и я это знал,
потому что я был автор и результат одновременно,
я был Бог и его творение;
я был творец и смотрел на своё творение;
я был сотворённый и смотрел на себя, творца;
это был маниакальный ужас.
(…)IV
Наконец пришла смерть
и освободила меня, я умер.
(…)
мёртвый и превращённый в ничто
в угрюмой чёрной могиле;
мёртвый и превращённый в ничто;
превращённый в ничто.V
Боже, но как хорошо умереть и быть растоптанным,
превратиться в ничто, в угрюмой мёртвой земле
в совершенное ничто
в абсолютное ничто
ничто
ничто
ничтоПотому как
когда нет ничего
тогда есть всё.
Когда меня растоптали в ничто
когда все одежды мои пропали,
тогда я здесь
восставший и вступивший в другой мир,
восставший, но не родившийся,
восставший, но с тем же телом,
новый, но не знающий о новизне,
живой, но не знающий о жизни,
гордый, но без гордости
живой там, где жизнь ещё не была, в мечтах, в намёках,
в другом мире,
всё ещё принадлежащий земле
такой как раньше, но необъяснимо новой.VI
Я, в угрюмо‑чёрной могиле,
растоптанный в абсолютную смерть,
вытягиваю руку в ночь, сплошную ночь,
и чувствую, что это не я,
поистине не я,
поистине неизвестный.Ха, я сам был взрывом!
Я бросился тигром к свету.
Я был жадным, я безумно жаждал непознанного.
Я вновь восставший, воскресший, голодный в могиле,
голодный от жизни, в которой всегда пожирал себя
сейчас здесь, заново пробудившийся,
с вытянутой рукой
трогающий непознанное
настоящее непознанное, непознанное непознанное.Боже, я могу только сказать, что
трогаю, чувствую непознанное!
Я первопроходец!
Кортец, Писарро, Колумб, Васко да Гама,
Они – ничто, ничто!
Это я первопроходец!
Это я нашёл другой мир!
(…)VII
Рукой я коснулся жены
я тронул её своей восстающей из могилы рукой!
Это был бок моей жены,
на которой я был женат много лет
на чьей стороне я провёл
тысячи ночей
и всё это время она была со мной
я трогал её, и это был я, кто трогал,
и это был я, кого трогали;
Но, поднимаясь из могилы, из чёрного забытья,
и вытягивая руку, как утопленник,
я коснулся её и понял, что меня несёт
поток смерти в новый мир, что я карабкаюсь на берег, встаю,
но это уже не старый мир, не старая жизнь, не старое знание.
Но новая земля, новый я, новое знание, новое время. [3]
(…)
Полная и совершенная новизна, жизненность исходного опыта, которую здесь прославляет Лоуренс, возможна только при разрушении старого мира лжи, ролей и тайн. Смерть этого загнивающего мира является перерождением настоящего себя, включающего в себя мир и отношения, из которых частично и состоит.
Третий уровень: разоблачение вымысла
Представьте себе жизнь после описанных Д.Г. Лоуренсом изменений! Это — третий уровень правдивости: место, в котором нет различий между «говорить правду» и «жить правду». Это место, о котором индусы говорят: «Если говорить правду достаточно долго, то ваше слово станет всеобщим законом». Третий уровень правдивости возникает, когда вы признаёте, что вы — не тот, кем вы притворяетесь. То, что вы впариваете другим людям и то, что вы впариваете себе — не настоящий вы. Вы на самом деле не знаете, кто вы. Вы признаётесь в разочаровании в убеждениях, которых придерживались, и в разочаровании в различных рекламных кампаниях, которыми вы занимались и продолжаете заниматься для вашего представления. Сначала это смущает, потом какое‑то время у вас будет, чем похвастаться, а потом это превратится в простое описание того, что случилось с вами в процессе взросления.
Процесс демифологизации себя начинается с того, что вы хвастаетесь всем тем, о чём вы, в своей ложной скромности, якобы не беспокоились. Вам предстоит пережить своё тщеславие и связанные с ним страдания. Вам придётся выпендриваться и смущаться (и то, и другое — самовлюблённость), и вы не можете пропустить этот шаг, или уклониться от него, или обойти его. Вы должны хвалить себя открыто, а не манипулировать, чтобы вытянуть похвалу. Вы должны признать себя тайным героем перед самим собой и признаться в гнилом тщеславии вашего обычного фальшивого самоунижения. Вам придётся признать то, какой вы червяк и лжец, и пройти через все чувства, появляющиеся после того, как вы говорите обо всём этом правду. Если вы никогда не смущались тем, что говорили о себе, то вы разбираетесь в изменениях как свинья в апельсинах. Когда вы сможете рассказать обо всём этом правду, вы окажетесь на третьем уровне. «Кто я такой» превратится скорее в описание, сосредоточенное здесь и сейчас, чем в историю вашей жизни.
Когда вы признаете собственное притворство, вы также признаете и собственное невежество. Вы признаете, что вы развивали это притворство, чтобы не казаться потерянным, и в надежде найти свой путь, притворяясь. Потом вы признаете, что вы потеряны и притворяетесь большую часть времени, в том числе сейчас, а не только в далёком прошлом. Раньше вы поступали умно; теперь вы признаёте невежество так, как будто это золото.
Я провожу восьмидневные семинары несколько раз в год. Одно из упражнений, которое мы делаем, заключается в том, что люди рассказывают группе историю всей своей жизни, и это записывается на видео, а затем они отвечают на вопросы участников и смотрят сделанную запись. Люди демонстрируют свою привязанность к различным периодам их жизни, и могут расчувствоваться, рассказывая о дорогих сердцу воспоминаниях. Обычно лучше всего запоминаются именно тяжёлые времена, и в рассказе автор ведёт себя героически, невзирая на сложные или несправедливые обстоятельства. Как правило, чем моложе рассказчик, тем больше времени уходит на рассказ истории. Похоже, что у тех, кто помоложе (лет двадцати), больше значимых моментов, для которых очень важны детали и интерпретации смыслов.
От этой привязанности к эго, требующей от нас героически выживать в несправедливости мира, следует избавиться на третьем уровне правдивости. Это избавление — прорыв к новизне и невинности юной осознанности, после долгих лет пребывания в подростковом состоянии, со связанным сознанием и в мучениях.
Никто из тех, кого я знаю, не остаётся на третьем уровне постоянно. Повторяющиеся волны свободы и новой самовлюблённости, одно освобождение за другим, возвращают вас обратно на то же место. Но если вы находитесь среди тех, кто поддерживает вашу правдивость, то вы будете попадать на третий уровень чаще.
На третьем уровне вы делитесь с окружающими тем, что иногда позволяет вам преодолеть вашу собственную самовлюблённость, включая самовлюблённость, основанную на представлении о том, что вы отлично говорите правду. Вы начинаете считать себя человеком, достигшим третьего уровня. На самом деле вы достигли более высокого уровня, чем большинство людей, выросли выше большинства, и вы гордитесь собой. Вы знаете, что ваше притворство — это не вы сами, а просто полезное приобретение, доставшееся вам при взрослении.
Вы неплохи. Вы прошли долгий путь. Вы с некоторым смущением признали неспособность найти собственную задницу двумя руками и достойны награды. «Я великолепен, я сверхчеловек, так хорошо для меня, что я вырос, я достиг просветления и я особенный» — говорите вы себе. Ваше с трудом достигнутое смирение быстро сменяется гордостью за собственное смирение.
Признание того факта, что в самом признании как таковом нет ценности, является продолжением третьего уровня правдивости. Если вы откажетесь от своей новой гордости, то в итоге вы получите наивность, очень похожую на ту, которая была у вас до того, как вы создали свою личность. Таким образом, у вас будет личность, но не будет чрезмерной привязанности к ней.
На третьем уровне правдивости меньше того, что требуется изучить, но он требует больше усилий и практики, чем другие уровни. Этот уровень требует практики больше, чем понимания. Это похоже на разницу между любителем, играющим в гольф на неплохом уровне, и профессиональным игроком. Требуется много проработки мельчайших нюансов своих навыков и много практики для их поддержания, и это занимает больше времени, чем три остальных уровня вместе взятые. Насколько мне известно, это никогда не заканчивается.
На этом моя экспертиза заканчивается. Не то, чтобы она чертовски помогала на более ранних уровнях, но на них у меня было больше опыта. Концентрация на том, что находится вне вашей репутации в собственных глазах, не требует никаких усилий и поэтому чертовски сложна. Наше сознание всегда работает. Эта непрерывная умственная деятельность будет продолжаться независимо от того, относимся мы к ней серьёзно или нет. Но к практике менее серьёзного отношения к ней невозможно относиться слишком серьёзно, иначе мы снова окажемся внутри собственного сознания. Чем меньше мы доверяем текущей активности нашего сознания, тем больше мы отвязываемся от самоидентификации через эту активность, и тем меньше она утомляет нас. Третий уровень предполагает бдительность, не дающую сознанию захватить нас. У вас не будет передышки.
За это нас не ждёт никакой награды, кроме ясности и несколько меньшего напряжения. То, что является правдой, может меняться, поэтому мы не можем сказать правду один раз и остановиться на этом. Это продолжающаяся игра.
Жизнь — это игра, правила которой всё время меняются по ходу игры, и вам нужно знать, на каком этапе игры вы находитесь, чтобы знать, по каким правилам играть. Более того, вы не можете быть уверены в том, на каком вы этапе игры сейчас, и правила не всегда работают.
Учиться говорить правду — всё равно, что учиться играть в гольф
Когда вы учитесь играть в гольф, то на первом уровне вы тренируете основы до тех пор, пока не научитесь бить по мячу. На втором уровне вы оттачиваете базовые навыки и добиваетесь меньших очков, много играя (в гольфе выигрывает игрок, набравший меньше всего очков — прим. пер). Третий уровень включает в себя признание того, что размышления о вашем опыте и мудрости в гольфе и 65 центов дадут вам чашку кофе, и что рассказываемые вами истории об великолепных ударах или даже великолепных раундах в гольф — просто собачья чушь о гольфе и не является тем же самым, что и игра в гольф. Когда вы достигаете этого, вы на самом деле становитесь лучше, и начинаете мечтать о профессиональной карьере. Когда вы начинаете выигрывать у людей, которые раньше выигрывали у вас, и выигрываете у своего учителя — вы уверенно находитесь на третьем уровне, потому что если бы вы думали о победе над ними во время того, как на самом деле играли с ними, вы бы не смогли выиграть. Вы понимаете, что каждый удар не имеет никакого отношения к предыдущему, или к вашей репутации, основанной на всех хороших ударах в любой предшествующий момент.
Третий уровень, превращение в профессионала — самый сложный. Переход от хорошего к профессиональному сложнее любого другого прогресса, несмотря на то, что мы говорим о простом изменении на несколько ударов среднего количества очков за 18 лунок. Перейти от хорошего к профессиональному тяжелее, чем перейти от неопытного к хорошему.
Каждый следующий уровень мастерства требует большей работы. На последнем уровне разница в игровых навыках огромна, несмотря на незначительную разницу очков. Для того чтобы перейти от высокого уровня мастерства к более высокому, требуется много времени и необычайная самоотдача. Многие люди пробуют и не справляются с этим — в гольфе, теннисе и других видах спорта.
Мечты о собственном профессионализме могут мешать вашим тренировкам и вашей игре. Планирование каждого удара и последующее присутствие во время исполнения удара снова и снова является уровнем не‑истерической концентрации, в которой эго концентрирующегося не существует, потому что отсутствует разница между концентрированием и концентрирующимся — как и разница между действием и действующим лицом, между игрой и игроком. Наносится удар по мячу, и тот катится в сторону лунки, и вы удивляетесь, почему люди хотят отдать вам должное за это.
По‑настоящему очистить свои действия от лжи — всё равно, что стать профессионалом. Если вас любили в детстве, у вас будет больше естественной способности к первому уровню правдивости. Если вы много страдали при создании своей личности в подростковом возрасте, но создали личность, проявлявшуюся независимо от играемых вами ролей, и потому ложь о том, кто вы на самом деле, рассказываемая себе и окружающим, на самом деле работала, у вас есть больше шансов на успех на втором уровне правдивости. Вам необходимо иметь эго для того, чтобы отказаться от него. Вы можете признать правду о своих различных позах, и вашей основной позе (которую многие изучающие личность теоретики называют «Я»), только после того, как вы создали основную позу, которая работает и неплохо вам служит. После этого вы можете стать недовольным ограничениями, налагаемыми этой позой.
На третьем уровне вам надо отказаться от вашей новой самовлюблённости, основанной на том, что вы достигли третьего уровня. Как только вы откажетесь от неё два или три раза, и признаете свою претенциозность, и начнёте думать, что вы довольно добродетельны, вам следует признать тот факт, что признание фактов — не заслуга, а просто рост. С этим связано большое отчаяние. Погружение в это отчаяние напрямую ведёт к себе здесь‑и-сейчас. Эта работа похожа на то, как становятся лучшим любителем‑гольфистом, выигрывают пару любительских турниров и решают стать профессионалом. Вы работаете и работаете и ещё работаете, и наконец сдаётесь. Именно тогда, после того, как вы потеряли надежду, вы становитесь профессионалом, если продолжаете играть.
Понимание того, как говорить правду, как и понимание гольфа, достаточно просто. Делать это немного сложнее. Тем не менее, очевидно, что откровения на каждом уровне правдивости позволяют больше рассказать о том, кем является человек и чем он занят. Когда мы раскрываем больше, нам меньше приходится скрывать. Когда нам меньше приходится скрывать, мы меньше беспокоимся о том, что нас раскроют. Когда мы меньше беспокоимся о том, что нас раскроют, мы можем уделять больше внимания кому‑то другому. Таким образом, говоря правду, мы делаем возможными близость и свободу.
Теперь, раз предполагается, что я профессионал в этом, позвольте мне рассказать, кто я и что я делаю, и мы посмотрим, затрону ли я все уровни.
Правда о том, почему я пишу эту книгу
Я пишу эту книгу потому, что я хочу стать знаменитым. Я хочу, чтобы куча людей знали моё имя, сейчас и после моей смерти. Я хочу быть известен как великий интеллектуал и наблюдатель, и я хочу быть умнее всех остальных. Точнее говоря, я хочу, чтобы обо мне думали именно так. Удовольствие от представления того, как другие люди представляют меня более умным — это ощущение тепла: скучное, но приятное ощущение, сопровождаемое лёгкой улыбкой и появлением образов людей, читающих мою книгу и обсуждающих её с восторгом — примерно так, как мы с моей бывшей женой Эми читали книги давно умершего Фридриха Ницше.
Удовольствие от фантазий о будущем трудно описать. Оно очень похоже на погружение в хороший роман или в какую‑то задачу настолько глубоко, что возникает приятное ощущение забывания о времени. Это приятно в основном потому, что я не беспокоюсь о времени. Фантазии о будущем занимают место тревоги, и они скорее приятные, чем напрягающие. Упомянутая фантазия о том, чтобы стать знаменитым, имеет кучу связанных фантазий, также приятных. Например, этим утром я представлял себе, что интервьюер на ТВ задавал мне на камеру вопросы о моей книге. Он задавал типичные для утренних шоу тупые вопросы, так что я отказался отвечать и начал сам спрашивать его. Я сказал: «Почему вы задаёте такие тупые вопросы?» Мне нравится представлять себе, как я ставлю на место этих тупоголовых ведущих утренних ток‑шоу за их причитания, малодушный подход и давление на людей для того, чтобы они поторопились и сказали что‑то. Я ненавижу утренние шоу, и журнал «Тайм», и всех работающих на них истериков. Я ненавижу кучу тупых людей, которых я вижу на телевидении каждый день, и мне нравится ненавидеть их. Я люблю ненавидеть их. Я люблю ненавидеть их потому, что это рождает во мне уверенность, что несмотря на то, что я могу быть не очень, я всё‑таки не такой конченый, как они.
Какое удовольствие доставляют фантазии о злобе! Когда я фантазирую о ней, я чувствую энергию в моём теле и это приятно для меня. Мне нравятся фантазии о праведном гневе. Мой пульс ускоряется и я получаю заряд энергии. Это возбуждающе и похоже на мои ощущения от прослушивания «Одинокого рейнджера» по радио, когда я был в начальной школе. Такие бодрящие меня и вызывающие восторг фантазии являются для меня постоянным источником развлечения.
Я хочу стать знаменитым. Я просто в бешенстве. Мне приятно представлять себя более правым и могущественным, чем вы все, мудачьё. Я хочу доказать, что я лучше вас говорю правду тем, что учу вас говорить её. Едва ли кто‑то знает всю важность рассказывания правды — так что, похоже, для меня открывается возможность создать себе репутацию.
Также я хочу быть хорошим человеком. Я хочу помогать людям. Я представляю себя спасителем. Я завожусь, представляя себе, как спасаю вас от разрушения собственным сознанием. Я получаю неплохой заряд собственной энергии от этой фантазии.
Я написал эту книгу для того, чтобы согреть себя фантазиями. Среди моих любимых фантазий — слава, праведный гнев, превосходство, могущество и я в роли спасителя. Я представляю себе, что хочу спасти всех. Я хочу спасти весь мир. Мне нравится думать о себе, как о помогающем спасти мир. Я думаю, что я помогаю спасти мир. Мне нравится эта работа. Я верю, что если я выпущу это чувство вместо того, чтобы подавлять его, то это откроет возможность спасения мира. Мне правится представлять себя лидером, убеждающим людей жить на полную катушку, раскрыть тайное, сказать правду — и будь что будет. Мне нравится думать о себе как о хорошем человеке, который заставляет людей принять это как жизненную позицию с самого начала — как позицию, которую стоит занять в мире. Иисус был хорошим и разозлённым человеком, который хотел спасти мир. Я хочу быть как Иисус.
Я хочу заработать деньги на написании этой книги. Я хочу, чтобы куча людей хотели бы попасть ко мне на терапию, или быть в одной из моих групп, или пришли бы на мои семинары по Радикальной Честности. Я хочу стать богатым, чтобы путешествовать и писать больше. Я уже богат, но я жаден и я хочу получить больше, чем то, что есть у большинства людей. В этом смысле я похож на Иуду. Я всегда хочу ещё немного.
Также я хочу написать эту книгу для поддержки тех, кто был у меня на терапии и тех, кто был на терапии у других психотерапевтов, похожих на меня. Я хочу говорить с друзьями, которые выросли со мной, некоторых из которых я знаю — а некоторых нет. Я чувствую себя добродетельным и гордым за то, что я такой.
Наконец, я пишу для того, чтобы привести в порядок свои собственные размышления, потому что я думаю, что мои размышления важны. То, что у меня есть такие фантазии, мысли и позы, является правдой. Я не просто изображаю, будто это правда, ради демонстрации своих идей об уровнях правдивости. Я хочу всего этого, и думаю об этом, и мастурбирую этим лобные доли своего мозга.
Итак, я хочу стать знаменитым. Я в бешенстве. Я хочу быть хорошим человеком. Я хочу заработать денег. Я хочу поддерживать людей. Я хочу ясно мыслить. Вот такие дела.
Все эти мои желания также являются неправдой, они ложны, они не существуют, они — чушь собачья. Эти фантазии помогают мне чувствовать себя лучше. Я рассказываю вам свои фантазии, и некоторые из них заставляют вас думать, что я хороший человек, а некоторые заставляют вас думать, что я плохой человек, но все они рассчитаны на то, чтобы заставить вас думать, что я исключительный человек. Если я совру вам, чтобы заставить вас думать, что я на самом деле исключительно хороший человек, и вы поверите этому, то, возможно, я смогу убедить себя. Единственная проблема заключается в том, что я знаю этого ублюдка, который занимался этой рекламной кампанией.
Что могло бы задержать меня на этом уровне, так это скрывание фантазий, основанное на фантазиях, как если бы я не рассказал вам правду о своей «мании величия», чтобы вы не подумали, что я мудак и не отказались от покупки моей книги. Но я также знаю, что если вы ищете книгу, которую написал не мудак, то вас ждут очень долгие поиски. Каждый пишущий книгу мудак является невротиком с манией величия вроде меня. Большинство остальных писателей достаточно умны для того, чтобы скрывать свои фантазии, основываясь на фантазии о том, что скрывать фантазии благоразумно. Большинство писателей находятся в ловушке собственного сознания.
Вы «благоразумны» в этом смысле слова, когда представляете себя хорошим человеком из‑за того, что не говорите своей жене, что думаете о её сестре, когда дрочите, или не говорите своему начальнику о своих тайных планах, или не рассказываете маме, что нассали в суп, когда вам было 12. В этом случае вы настолько потерялись в иллюзиях что едва ли когда‑нибудь достигнете хотя бы раннего взрослого возраста. Расскажите жене правду обо всех ваших фантазиях о других людях, включая её сестру (и о всех тех животных и вещах тоже); расскажите начальнику о ваших планах, ваших ошибках и обо всей выкуренной вами марихуане; и ради Бога, расскажите матери про суп. После того, как вы расскажете правду, вы почувствуете облегчение, потому что до того вы испытывали какую‑то смутную тревогу настолько долго, что забыли, откуда она взялась, но продолжали в том же духе, потому что вы знали, что должно случиться что‑то плохое, но просто не могли вспомнить, что именно. Тревога — вечный спутник разрушения фантазий и ситуаций, в которых такого обрушения едва удалось избежать.
Депрессия — состояние, сопровождающее застревание в мире фантазий. Почти все мы какое‑то время мечтаем, а какое‑то время действуем в мире, именно так, как я описал, и проводим в мечтах намного большее времени. Для того чтобы научиться сознательно балансировать между мечтами и жизнью, требуется ясно различать враньё и правду. Дорога к такому различению лежит через место, в котором вы не волнуетесь о том, что окружающие знают о вас. Пошли они все нахер.
Я написал эту книгу, мечтая о величии, и ради удовольствия от обдумывания и размышления, и чтобы сжечь несколько иллюзий, и этим согреть себя, и чтобы создать воображаемое будущее, которое не будет соответствовать моим ожиданиям, когда я попаду в него. Делиться фантазиями, создавать и производить что‑то из них намного веселее, чем их скрывать. Не утверждаю, что рассказ о моих мечтах о славе, могуществе и деньгах поможет защитить мою позицию как эксперта и удержать вас от мыслей о том, что очередной придурок написал эту книгу. Но очередной придурок написал эту книгу.
Кем вы себя возомнили?
Независимость от целей, проекций и оценок сознания достигается путём изменения того, как мы идентифицируем себя. Цель рассказывания правды на всех уровнях заключается в отделении от предыдущих идентичностей, в шаге назад. Когда мы считаем себя существующим‑в-моменте‑электрическим‑воспринимателем, существом вроде шестимесячного младенца — живым, бдительным и не застрявшим в предубеждениях — мы обнаруживаем переживания в настоящем времени и можем зацепиться за них. Когда это происходит, то мы получаем способность использовать наше сознание как инструмент, а не как машину для защиты от тех, кем мы, как нам кажется, должны быть в глазах других людей.
Почти все мы почти всё время идентифицируем себя как собственные истории болезни, и запутываемся в дилеммах сознания. Обращая внимание на используемый людьми язык, я могу определить, идентифицируют ли они себя с «Я-как‑история‑болезни‑и-суждения» или с «Я-здесь‑и-сейчас». Язык, используемый «Я-здесь‑и-сейчас» — это язык Тонто, друга Одинокого Рейнджера: «Моя голодный». «Моя хочет пить». «Моя пора идти».
Когда терапия справляется с избавлением от тревоги, или депрессии, или психогенной боли, происходят трансформации жизни как таковой — из‑за изменений того, кем человек считает себя. Терапия не просто должна модифицировать поведение Я-как‑истории‑болезни. Терапия срабатывает, когда самоидентификация пациента с историей болезни ослабевает, а идентификация с собой‑в-моменте начинает преобладать. Когда это происходит, люди начинают говорить по‑другому.
Конечно, успешная терапия радикально меняет поведение, которое можно было бы предсказать на основе истории болезни. Эти изменения — вторичный эффект трансформации. Они являются результатом признания и использования я‑истории‑болезни с точки зрения идентификации с собой‑в-моменте. Вы определяете себя как свет вашего внимания, который горит в текущем моменте и горел в какие‑то моменты в прошлом. Эти прошлые моменты — всего лишь записи, которые существуют в настоящем моменте, и ничего более. Тот, кем вы были до этой секунды, уже умер. То, кто вы — это только то, кто вы сейчас, включая воспоминания, включая течение времени, теперь вы снова умерли, теперь снова родились заново, теперь умерли снова и снова.
Вы знаете, всё, что я сейчас рассказал о себе — правда. Всё, что я сейчас рассказал о себе — ещё и шутка. Всё, что я сейчас рассказал о себе — просто воспоминание, сохранённое на несколько секунд для того, чтобы я мог чувствовать себя твёрдо в своих размышлениях о том, кто я.
Рождение заново ощущается великолепно некоторое время, пока мы не начинаем думать о себе, как о родившихся заново. Тогда этот родившийся заново должен умереть снова, и снова, снова родиться. И так далее.
Я притворяюсь, будто с одной стороны у меня есть авторитет, а с другой — нет. Оба утверждения верны. И то, кем я являюсь сейчас, не особо имеет отношения к оценкам и суждениям, из которых состоит роль авторитетного специалиста, или роль авторитетного специалиста, утверждающего, что у него нет авторитета. Эти позы бессмысленны. Ценность признания этих бессмысленных ролей состоит в том, что при этом снимаются ограничения, которые они накладывают на мой способ жить. Я всё ещё могу использовать то, что знаю, и признаваться в том, что я не знаю, не испытывая беспокойства о том, что это говорит обо мне. Ценность освобождения от доминирования ролей заключается в прибавлении энергии, которую можно использовать для созидания, а не для защиты.
Кто вы
То, на что вы смотрите сейчас — это экран с пикселями на нём. Вы — тот, кто смотрит. То смотрящее на страницу существо, которым вы являетесь, должно отказаться от своего Я-как‑истории‑болезни. То смотрящее сейчас на страницу существо, которым вы являетесь, является более широким контекстом, в котором содержится ваше Я-как‑история‑болезни. То, кем вы являетесь — уникальная версия священного образца человека, которая включает личность.
Dylan, Bob. My Back Pages. New York: Alfred A. Knopf. (Перевод выполнен заново по тексту автора — прим. пер.) ↩︎
Stevens, John O. (1971). Awareness: Exploring, Experimenting, Experiencing. Real People Press. Перевод указан по изданию: Джон Стивенс. Сознавание: исследуем, экспериментируем, упражняемся. Москва, «Эксмо», 2002. ↩︎
Lawrence, D. H. (1964). Complete Poems of D. H. Lawrence. New York: Viking Press, Inc. Использован Перевод Виктора Постникова: Д.Г. Лоуренс. Новые небеса, новая земля. ↩︎