Табу против возбуждения

История современной психологии — это история культурных табу на возбуждение за последнее столетие. Понимание того, как мы (как общество) пришли к нынешнему психологическому пониманию, полезно для любого индивида, находящегося в процессе повторного утверждения себя как сущности, для которой появился свет. История служит нам лучше всего, если помогает развенчать нашу веру в себя и в наши табу.

Теория психоанализа появилась в Европе и Америке на рубеже XIX и XX веков в ответ на социальный феномен викторианской морали, доминировавшей в то время в этих частях света. Согласно Зигмунду Фрейду, основные психологические проблемы западных людей в те времена были результатом подавленной сексуальности; то есть людей учили отрицать наличие чувств в их гениталиях. Поэтому его теория касалась сексуальности, её подавления и её выражения. Фрейд стремился вылечить (в индивидуальных случаях) культурную болезнь вины за свою сексуальность.

За прошедшие с тех пор годы мы так и не решили наши сексуальные проблемы, однако интенсивность, с которой нам приходится отрицать нашу сексуальную природу, существенно снизилась. Секс больше не является таким позором. Тем не менее до сих пор предполагается, что мы должны сдерживать своё сексуальное возбуждение всевозможными способами — притворяться, что его нет, или избегать слишком сильного возбуждения. Мы в основном озабочены обеспечением контроля над возбуждением других людей. Мы заключаем сделки с другими людьми о том, что мы не позволим нашему возбуждению выйти из‑под контроля, если они не позволят выйти из‑под контроля своему. Мы не хотим смущать друг друга.

Проблема с отрицанием сексуальной энергии заключается в том, что позже или раньше, так или иначе, нам придётся иметь с ней дело. Подавление на самом деле не заставляет проблему исчезнуть. Чувства и возбуждение, которые нас так беспокоят, всплывают на поверхность в других сферах нашей жизни. Например, человек, который вложил много энергии в отрицание своей собственной сексуальности и превращение сексуального поведения в зло, может стать самопровозглашённым защитником общественной морали и сделает своим гражданским долгом ограничение доступа к порнографическим фильмам и книгам в неустанной попытке защитить молодёжь своей страны от грязи. Это может оказаться единственным способом, которым он может справиться со своими сексуальными чувствами, не выходя за рамки поведения, которое его сознание считает приемлемым. Однако большинство из нас не впадает в такую крайность. Мы подавляем свою сексуальность с помощью чувства вины, морализма и компенсирующих форм возбуждения, вроде переедания, переработок, курения, употребления наркотиков и алкоголя, и так далее. Мы занимаем себя обдумыванием, едой, тяжёлой работой и использованием транквилизаторов и стимуляторов вместо того, чтобы оставаться в контакте с ощущениями в наших телах.

После нескольких мировых войн, в которых люди убивали друг друга в больших количествах, стало очевидно, что в обществе есть ещё одна серьёзная болезнь в дополнение к подавлению сексуальности: подавление гнева. Фриц Перлз в 1940-х написал книгу «Эго, голод и агрессия», в которой он развил теорию о причинах агрессии и о способах справиться с ней. Он сказал, что люди должны научиться превращать агрессию в процесс персонального психологического роста, а не в дело. Точно так же, как человеку, смотрящему порнофильмы в качестве цензора, будет полезнее разобраться со своими собственными подавленными сексуальными чувствами вместо того, чтобы бороться за правое дело против непристойностей, людям будет полезнее справляться со злостью на персональном уровне, чем коллективно воевать против других групп людей.

Боевые действия, происходящие внутри нас, проецируются в окружающий мир, если мы не признаём их. Мы превращаем наших врагов в настоящее воплощение зла, оправдывая свой гнев, и в то же время избегаем его непосредственного переживания. Вместо немедленного спорта или драки мы лишь занимаем себя мыслями о ненависти. Из‑за того, что мы боимся своего гнева, мы научаемся думать, когда мы злимся, вместо того, чтобы действовать. Бóльшая часть людей считает, что это и есть способ справиться с гневом. Тем не менее это сказывается на нашем чувстве ощущения себя живыми и счастливыми, и создаёт ещё больше злости. Мы должны открыто вызвериться для того, чтобы уменьшить давление, но мы боимся переживания гнева, через которое нам придётся пройти, чтобы гнев исчез. Мы учимся «вести себя хорошо» и отрицать, что мы злимся, и заболеваем в процессе этого отрицания. Это — одна из основных областей, в которых наша невозможность говорить о ней правду разрушает наши жизни. Продолжающийся процесс отрицания требует кучу энергии и размышлений. Таким образом, ощущения гнева, которыми мы пытаемся управлять, в конце концов начинают управлять нами. Они делают нас толстыми, пока мы пытаемся заглушить их едой, или отчуждёнными и ещё более одинокими, если мы ведём себя ещё лучше, чтобы контролировать их.

Когда мы готовы испытать свой гнев и устроить скандал другим, наш гнев исчезает или меняет форму после периода горячего спора. Когда мы начинаем признавать непризнанную агрессию и подавленный гнев, они больше не управляют нашей жизнью. Обычно при этом проявляются некоторые другие непризнанные эмоции. На самом деле, в основе гнева всегда лежат другие эмоции. Горе может появиться следом. Оказывается, что под непризнанным гневом и горем обычно скрывается запас непризнанной радости. Эта радость похоронена настолько глубоко и была подавлена настолько давно, что большинство людей даже не подозревают, что она существует внутри них. Я считаю, что радость — это наиболее просто подавляемая эмоция, и что она наиболее близка к первоначальному источнику переживания единства в утробе матери и в начале жизни. Дети имеют свободу открыто выражать радость. Взрослые подавляют радость. Это способ защитить себя от боли. Точно так же, как мы боимся последствий выражения гнева или сексуальных чувств, мы боимся последствий дарения и принятия любви. Не дай Бог нам стать слишком счастливыми! Если мы позволяем себе быть на седьмом небе от счастья, то боимся, что можем просто окончательно затеряться в небесах. Мы боимся, что если мы позволим себе любить свободно, мы откроемся для огромной боли. Таким образом, радость и выражение любви являются основными подавляемыми эмоциями и действиями. Мы не доверяем счастью. Мы сохраняем суеверие о том, что если мы станем слишком счастливыми, нас ждёт крах. Мы можем упасть обратно на небеса и вообще потерять себя.

Невроз

Невроз — это, по сути, отказ принять то, что происходит в настоящем. Невроз предполагает отрицание правды о любой форме возбуждения, здесь и сейчас. Невротик — это человек, который непрестанно требует, чтобы жизнь была не такой, какая она есть. Человек, отказывающийся принять то, что он переживает в любой данный момент, в этот момент является невротиком. То, что мы можем быть невротиками время от времени, не означает, что нам можно поставить диагноз «невроз». Человек, который украл один раз — это просто человек, который украл что‑то один раз. Человек, который крадёт снова и снова — вор. В той степени, в которой мы все время от времени избегаем переживаний, мы все иногда предаёмся невротическому поведению. И только от частоты, постоянства и интенсивности, с которой мы отрицаем чувства, ощущения или вообще любой опыт, зависит то, получим ли мы гордое название невротика. Человек, который раз за разом отказывается признавать опыт, является невротиком. Таким образом, невроз — это название для последовательного отрицания сексуальности, агрессии, радости, горя, любви и других чувств. Ключ к излечению от невроза заключается не только в идентификации отрицаемых эмоций, но и в признании человеком этих чувств. Обычно люди отрицают больше, чем одну эмоцию. Например, когда беспокойный подросток не выдерживает и плачет после того, как он выразил гнев на своего отца из‑за того, что некоторое событие разрушило разыгрываемое им представление жёсткой независимости, он может испытать настоящую злость, настоящее горе и настоящую любовь. Правда о том, какие именно чувства происходят, лечит неврозы.

Мы теряемся в собственном сознании и теряем контакт с нашими переживаниями, когда мы начинаем чувствовать что‑то, что, по нашим опасениям, чересчур для нас, или что‑то, что мы, по нашему мнению, не должны чувствовать. Мы все боимся, что наше возбуждение сбежит вместе с нами, боимся потерять контроль. Когда мы пытаемся избежать полного переживания пугающего ощущения или эмоции, мы попадаем в ловушку неистового лепета нашего сознания. Замечали ли вы когда‑нибудь, что после неприятной встречи с кем‑то, во время которой вы не полностью выразили то, что вы чувствовали в тот момент, ваше сознание продолжает беспрестанно говорить с вами? Оно продолжает вспоминать разговор, пытаясь вставить то, что вам хотелось бы сказать. Наше сознание получает энергию для такой болтовни из нашего страха испытать пугающие эмоции, и они работают сверхурочно для того, чтобы отвлечь наше внимание от того, что мы боимся ощутить. Таким образом, восстановление контроля над собственным вниманием является первым шагом к преодолению невроза.

Переориентация нашего осознания

Человеческое создание может осознавать три вещи: 1) то, что происходит в непосредственном окружении, 2) чувства и ощущения внутри тела и 3) мысли и фантазии. Большая часть из нас проводит бóльшую часть времени обращая внимание на третью категорию, поток сознания, и потеряли контакт с тем, что происходит прямо внутри нашей кожи и прямо перед нами. Мы приобретаем привычку тратить всё своё внимание на размышления, убеждения и фантазии, и таким образом теряем контакт с основой любых фантазий: опытом. Хорошая терапия помогает людям, застрявшим в потоке сознания либо в их собственных размышлениях о переживаниях. Она помогает им снова обрести способность обращать внимание на то, что происходит здесь и сейчас.

Переориентация на переживания помогает отрицающему человеку почувствовать то, что происходит внутри него, и начать говорить правду, чтобы вылечить себя. Он может узнать, что источником его телесных ощущений являются его убеждения и страхи, основанные на более ранних неполных и неприятных переживаниях, после которых он принял моральное решение никогда не допускать повторения чего‑либо подобного. Люди остаются испуганными и одержимыми мыслями до тех пор, пока не получат поддержку от других людей, которые прошли через опыт просветления и отказа от защитных убеждений и табу. Как только человек приходит в себя, он может научиться всё меньше и меньше полагаться на идеи и убеждения своего сознания, и на самом деле знать, что он чувствует в моменте. Опять же, как говорил Фриц Перлз, цель заключается в том, чтобы «потерять рассудок и прийти в себя». Когда терапевт может помочь человеку справляться с более полным переживанием жизни в любой данный момент, то меняется сам способ, которым этот человек относится ко всей своей жизни. Переход от жизни в тесной темнице убеждений к жизни в просторном мире переживаний в первый момент пугает, но, как могут подтвердить те, что уже провёл там некоторое время — это стоит усилий.

Прикладная психология

Ниже приведены разговоры, восстановленные по памяти из нескольких сессий с клиенткой. Взаимодействие демонстрирует, что переориентация на переживания, а не на разговоры сознания одновременно пугает и весьма полезна.

Стефани начала терапию потому, что она хотела сбросить вес. Ей было 23 года, она работала на ресепшне и не любила свою работу, и хотела сбросить 15 килограмм. Она была застенчивой, находилась в лёгкой депрессии и была особенно недовольна своей полнотой. К тому же она была очень хорошенькой и имела роскошные формы, что с лишним весом, что без него. На самом деле я полагал, что её лишний вес во многом связан с её привлекательностью. Во время нашего первого разговора я сказал: «Я думаю, ты красивая, вне зависимости от лишнего веса, но твоя фигура всё равно очень сексуальна». Она покраснела и сказала: «Спасибо». Я сказал: «Я думаю, что мужчины пристают к тебе и всё время подходят знакомиться». Она кивнула и улыбнулась. Далее последовал следующий диалог:

Я: «И как тебе это?»

СТЕФАНИ: «Ну, поначалу, наверное, я польщена, но на самом деле мне это не очень нравится. Когда мужчины в офисе отпускают мелкие остроты, я ничего не говорю, но мне это не нравится.» — Некоторое время царило молчание.

Я: «Я думаю, что когда ты начнёшь терять вес, твоя фигура станет ещё более заметной, чем сейчас. Тебе придётся иметь дело с большим количеством этого. Тебе придётся придумать какой‑то другой способ обращения с мужчинами, которые пристают к тебе, кроме набора веса обратно.»

СТЕФАНИ: «Да, я понимаю, о чём вы. Я не знаю, что я собираюсь делать, но я уже бросала диету именно по этой причине.»

Я: «Ну, а что сейчас? Ты мне нравишься. И я говорю тебе об этом — тебе неловко?»

СТЕФАНИ: «Да, немного. Хотя это не так плохо, как на работе.»

Я: Я тебе нравлюсь?

«Немного» — сказала она, и посмотрела в пол, и покраснела.

«Я заметил, что ты смотришь вниз и краснеешь» — мы оба засмеялись. «Стыдно сказать, что нас тянет друг к другу, правда?» — мы засмеялись опять.

Она сказала: «Я на самом деле не думаю, что это стыдно, но я смущена. Я всё время говорю об этом с моей подругой Шелли. Я думаю, что это забавно, и в то же время я чувствую некоторую грусть. Я не знаю, почему.»

«Я очень ценю твою готовность говорить со мной об этом. Я хочу поговорить с тобой про влечение, и смущение, и грусть. Я также хочу, чтобы ты знала, что мы можем говорить об этом без необходимости заигрывать друг с другом. Я женат. Я не буду подкатывать к тебе, и со мной ты можешь не беспокоиться об этом. Но мне нравится твоя улыбка, и мне нравится твоя готовность говорить со мной об этом. Мне радостно слышать, что я тебе нравлюсь.» Мы оба снова засмеялись.

«Мне тоже это нравится. Я никогда бы не заговорила о таком с кем‑то ещё, но я рада, что мы говорим об этом. Я бы скорее подождала, и потом рассказала бы Шелли, что я думаю, что вы милый, и что я понравилась вам. На самом деле, я чувствую облегчение от того, что вы женаты.» Мы засмеялись опять. Смех — это звук свободы. Мы нравились друг другу.

«Я заметил в тебе что‑то ещё.»

«Продолжайте, это интересно» — Стефани пригласила меня продолжать. «Я заметил, что ты очень быстро улыбаешься, даже когда ты говоришь о своём гневе или когда ты смущена. Я думаю, что все думают о тебе как о 'хорошей девочке'."

Стефани засмеялась: «Да, похоже на то. Все женщины в офисе зовут меня 'дорогая'. Они думают, что я милая.»

«А разве ты не такая?»

«Нет, это притворство.»

Мы снова засмеялись. Она продолжила.

«Мы с Шелли говорим и об этом тоже. Я думаю, что мне следует быть хорошей всё время, а то злиться неправильно. Я могу разозлиться, но я не показываю этого».

«Куча людей едят, когда сталкиваются с таким.»

«О, я ем всё время — как и все вокруг в офисе». Мы засмеялись снова.

«Возможно, что позже, когда ты начнёшь есть меньше и заниматься спортом больше, ты будешь испытывать больше гнева. Ты не будешь справляться с гневом так, как ты привыкла — заедая его. У тебя будет шанс испытать чувства, которые ты заглушала едой. Иногда это не очень приятно. Тебе надо будет найти какой‑то другой способ справляться с этими чувствами, и без этого твоя борьба с лишним весом и депрессией не будет продолжаться долго».

Она замолчала. «Ладно… Это звучит более сложно, чем я думала.»

«Скорее всего, всё так. Но есть и хорошие новости. Скорее всего, ты будешь чувствовать себя нормально почти всё время. Мы заключим некоторые соглашения о спорте и диете. Я научу тебя самогипнозу и попрошу тебя практиковать его самостоятельно. Мы потратим некоторое время на то, чтобы ты рассказывала мне о том, на кого ты злишься и когда. Я буду просить тебя делать кое‑что, вроде разговоров с теми, от кого ты что‑то скрывала, вроде твоих родителей и друзей. Иногда ты будешь близка к тому, чтобы всё бросить. Может оказаться так, что ты достигнешь плато, на котором ты некоторое время не будешь терять вес, несмотря на то, что тебе будет 'нормально'. Ты можешь впасть в депрессию, разозлиться или устать. Ты можешь не почувствовать ничего такого. Если ты готова позволить этим чувствам проявиться и готова экспериментировать с ними, не бросая, у тебя есть шанс оставаться худой в течение года, и это даст тебе неплохие шансы остаться достаточно худой навсегда. Тем не менее, я не уверен, что тебе следует заниматься этим. Лёгкая депрессия и небольшой лишний вес неплохо работали для тебя. Я не уверен, что тебе следует отказаться от этого.»

«Ха! Хотя я понимаю, что вы имеете в виду. Но я устала от всего этого. Я готова искать другой способ.»

Потом мы поговорили ещё немного. Она рассказала мне, как ей было тяжело жить дома, и что, хотя с работой было всё нормально, у неё иногда болела голова и она чувствовала усталость после возвращения домой. Она также призналась, что ей какое‑то время не нравилась её фигура. Она сказала, что она развилась в раннем подростковом возрасте, и помнит своё смущение от того, что мужчины обращали на неё внимание, когда она была с отцом. Её отцу также было дискомфортно из‑за её пышной фигуры, и он говорил: «Стефани, не носи такую откровенную одежду!» Она прятала своё тело под бесформенными свитерами и куртками с десяти лет.

Я считаю, что её готовность поделиться этими личными переживаниями со мной выросла из контекста, созданного моей готовностью говорить ей то, что я чувствую и думаю о ней, и из моей просьбы к ней делать то же самое.

Гнев, секс и диета

Для того, чтобы Стефани сбросила 15 килограмм и смогла сохранить такой вес, ей нужно прекратить испытывать стыд за свою сексуальную привлекательность и признать свою привлекательность открыто. Ей нужно прекратить притворяться приятной и милой, когда она чувствует злость, и ей нужно говорить людям, что им пора отвалить. Обучение этому может занять некоторое время, и терапевт может помочь ей, создавая контекст, в котором такое обучение может произойти, поделившись своим собственным опытом и побудив её задать им жару, когда она почувствует необходимость.

Эти несколько сессий со Стефани были проведены в контексте разрешения, выданного уполномоченным лицом, в котором было нормально говорить про чувства, которые она считала необходимым скрывать, ощущая их. Это позволило ей дать себе разрешение испытывать и открыто признавать перед мужчиной некоторые табу и некомфортные ощущения, которых она избегала. Моя готовность как терапевта говорить о насущной проблеме нашего влечения друг к другу, и тот честный способ, который мы использовали во время разговора создали контекст для решения проблем секса и гнева открыто. Табу было нарушено: её секретные мысли вышли наружу и были выражены перед мужчиной в безопасной среде. Со временем её научат совершать «каминг‑аут» из своего чулана, раскрывая правду о своих ощущениях мужчинам, которых она ранее считала опасными, и она сможет обнаружить, что ей не следует быть настолько осторожной, как ей казалось необходимо.

Контекст подобен большой чаше, в которой находится всё, что касается личности, и считается приемлемым. Контекст, который создаёт человек, сидящий на диете, должен включать в себя случайные переедания, желание бросить всё это навсегда, чувство волнения и энергии, головную боль, чувство страха, раздражительности, возбуждения, гнева, счастья, депрессии и растерянности. Он также может включать в себя периодические застои, размышления о том, чем она действительно хочет заниматься в своей жизни, и страх перемен. Чем больше помощи терапевт оказывает клиенту в создании этого контекста, тем успешнее клиент справится с тем, что происходит, когда терапевта нет рядом. Терапевт делает это, делясь своим опытом и давая клиенту представление о том, в чём заключается необходимая работа. Цель состоит не в том, чтобы напугать или предостеречь клиента, а скорее в том, чтобы с самого начала побудить его быть готовым испытать всё, что возникает во время того, когда он является творцом своей жизни, а не жертвой ранее изученных способов управления жизнью. Эти ранее изученные методы адаптации к жизни действительно работают. Напиться помогает. Накуриться помогает. Избыточный вес помогает. Грусть помогает, особенно в мире, где гнев, сексуальное возбуждение или выразительная радость табуированы. Всё это — методы выживания, и если их заменить, то существует риск, что новые способы будут сопряжены с большими трудностями и не будут работать так же хорошо, как старые. Проблемы, которые кажутся неприемлемыми, начинают выглядеть лучше после небольшого страдания, большего, чем те страдания, которые вызваны этой проблемой. Вот почему контекст стремления каждого человека к переменам должен включать в себя точку зрения, допускающую периоды большего дискомфорта, чем тот, который вызван проблемой, которую он пытается решить. Поэтому контекст для любой готовности человека меняться должен включать в себя сценарий развития событий, в котором возможны периоды дискомфорта большего, чем дискомфорт, вызванный проблемой, которую хотят решить.

Стефани подавляла очень много возмущения мужчинами по поводу острот, которые они отпускали в адрес её тела. Возможно, она найдёт способ эффективно выразить своё негодование. Возможно, нет. Однако важно понимать, что гнев — не единственное возбуждение, которого она пытается избежать. Она должна придумать способ справиться с возбуждением, возникающим, когда мужчины обращают на неё внимание. Она справлялась с этим возбуждением раньше, ненадолго приглушая его едой и набирая вес. Став менее возбуждающей для других, она в конечном итоге избавилась от тревоги, связанной с дискомфортным возбуждением. Если она сбросит какой‑то вес, то она вернётся туда, где она снова возбуждающа и возбуждена. Ей придётся справляться с этим возбуждением другими способами — либо набрать вес обратно. Возможно, ей придётся признать, что возбуждение, которого она избегала, было её собственным возбуждением. Частично это её собственная реакция на мужское внимание, которое пугает её или заставляет чувствовать себя некомфортно. Набор веса позволяет людям, которые испытывают дискомфорт из‑за собственного сексуального возбуждения, быть эмоционально близкими с представителями противоположного пола, оставаясь при этом физически изолированными от них. Таким образом, они остаются в безопасности от собственной сексуальности.

Сказать «нет» — не проблема, если мы имеем в виду «нет». Набирая вес, Стефани защищала себя от необходимости говорить «нет» своему желанию сказать «да». Её вес значительно ограничивал её возможности говорить «да» и «нет». Ей придётся сталкиваться с этим выбором, и совершать его каждый раз, когда он возникает, вместо того, чтобы избегать переживания вожделения.

Нам следует отдать должное гениальности сознания, которое находит невротические решения проблем. Люди делают всё, что могут, и им неплохо удаётся выживать и справляться с множеством противоречивых интересов. Я поздравляю сознание с каждым предложенным им творческим, гениальным решением, и уважаю его.

Я думаю, что эффективность поддержания потери веса — один из наиболее наглядных способов определения эффективности психотерапии. Когда я поддерживаю кого‑то в похудении и сохранении его веса, я должен с уважением попросить его сознание придумать другой ответ. Люди, которые успешно теряют вес, находят другие ответы. Люди, которым не удаётся потерять вес, не находят других ответов. В целом, на всех диетах, лишь около 12% худеющих людей сохраняют потерю в течение года. Статистические данные о потере веса, вероятно, во многом отражают вероятность каких‑либо устойчивых психологических изменений. Вполне вероятно, что люди, которым удаётся заставить работать какую‑то диету, могут заставить работать любую диету. Остальные 88% хотят потерять вес, и занимаются этим некоторое время, но не могут удержать эти изменения. Я думаю, что около 12% людей, идущих на какие‑либо психологические изменения, добиваются успеха. Помощь хорошего терапевта немного улучшает эту статистику. Немногие люди выдерживают реальные перемены без поддержки в создании контекста, называемого «пройти через то, чего раньше избегали или держали в секрете». Некоторые люди делают это самостоятельно с друзьями, которые не являются терапевтами. Никто на самом деле не делает это в одиночку.

Каждая невинная новая жизнь выходит из этой вечности блаженного безвременья в утробе матери и начинает учиться контролировать, различать, называть и манипулировать частями мира, которые различаются. Существует столько же способов быть втянутыми в этот процесс, сколько было людей в истории. Несмотря на эти миллионы и миллионы способов существования, человеческих существ всегда объединял единый гул, ощущение бытия и общая история жизни в вечном блаженстве в утробе матери. Что также существовало всегда — так это возможность идентифицировать себя с этим бытием, а не исключительно с уникальной адаптацией, которую существо придумало, чтобы выжить в мире.

По мере того как мы взрослеем, мы нисходим с небес и возносимся в ад. Мы спускаемся с небес утробы и мы вырастаем в ад цивилизованного, окультуренного невроза. Спасение — это новое открытие себя как существа. Чтобы избежать с трудом заработанной и с трудом построенной тюрьмы своего «Я», мы должны заново интерпретировать свою идентичность, включив в неё нечто большее, чем эта тюрьма. Мы должны заново идентифицировать себя, включив в себя более примитивное и универсально разделяемое «Я», которым мы все были, есть и всегда будем. Когда эта сила раскрыта, её можно использовать для таких обыденных вещей, как похудение или заработок на жизнь, а также для полного изменения в жизни. Признать и принять способ адаптации разума к миру ради выживания — это первый шаг на пути домой, к гулу. Сопротивление своему я‑как‑истории‑болезни, и особенно попытки изменить это «Я», оставляют нас в ловушке своей истории болезни. Когда психотерапия работает, человек ослабляет свою идентификацию со своей собственной историей болезни и идентифицирует себя со своим бытием, с тем, кто был там с тех пор, как в утробе зажёгся свет, с тем, кто электрический, живой и способен обращать внимание, секунда за секундой, удар за ударом сердца, настоящий момент за настоящим моментом.